ЖАЖДА СПРАВЕДЛИВОСТИ

За столом на свежем воздухе сидят Николай, Кузьмич и Митрич. Они выпивают и закусывают овощами с огорода..

НИКОЛАЙ. Удивляюсь я на вас! Как вам не лень целыми днями в огороде горбатиться?
КУЗЬМИЧ. Захочешь свежего огурца - сгорбишься.
НИКОЛАЙ. Не знаю, не знаю… Я вот хочу свежий огурец (берет со стола огурец побольше) - просто беру свежий огурец. Даже не нагибаюсь (с аппетитом хрумкает огурцом)
КУЗЬМИЧ. Это ты берешь мой свежий огурец. Если бы я все лето не горбатился…
НИКОЛАЙ. Я бы взял огурец у него. (Показывает на Митрича) Тебе ведь не жалко для друга?
МИТРИЧ. Да как тебе сказать… (пододвигает к себе тарелку с огурцами)
НИКОЛАЙ. Ладно, не кокетничай. Вижу, что не жалко. (Кузьмичу) Горькие у тебя огурцы! Я, вон, у Митрича брать буду. (Выкидывает недоеденый огурец за спину, пододвигает к себе после короткой борьбы Митричевскую миску, берет огурец, откусывает, кривится) Тьфу! Попка попалась. (Выкидывает огурец за спину, Митричу) У Кузьмича-то огуцы вкуснее. Видать, больше горбатился. Ну, чего притихли-то. Наливай давай!

Отец на огороде копает землю. Делает два движения лопатой, утирает пот. Втыкает лопату в землю, снимает верхонки.

ОТЕЦ. Ну, и хорош на сегодня.

Камера отъезжает. Видно, что из земли выкопано как раз два куска. К Отцу подходит Мать.

МАТЬ (глядя на выкопанную землю). Сережа, я, конечно, не хочу тебя обидеть…
ОТЕЦ. Тогда не продолжай.
МАТЬ. Я хочу поговорить с тобой о Николае.
ОТЕЦ. Тогда продолжай. Это мне не обидно.
МАТЬ. А мне обидно! Я не скажу, что ты прямо у нас стахановец…
ОТЕЦ. Та-а-ак (закуривает).
МАТЬ. Но братец-то твой вообще ни черта не делает!
ОТЕЦ. На Руси ведь как, Тань - кто не работает, тот не ест. Так что у Николая все по-честному: он не работает, он и не ест. У нас, во всяком случае. Я не знаю, откуда он все время сытый приходит…
МАТЬ. И пьяный.
ОТЕЦ (кивает). Ну вот. Наверно, там он и работает. А у нас даже не знает, где холодильник. (с умилением) Так, иногда,, поклюет, как птичка…
МАТЬ. Угу, как дятел. Придет вечером, и хрясь только носом в стол. И где холодильник не знает, и где кровать. Только стол и выучил.

Подходит Бабка. У нее в руках тазик с огурцами, но огурцов не показывают.

БАБКА. Все собачитесь? Развелись бы давно, и вся недолга. И комната бы освободилась, и алименты бы шли. Да и пенсия моя бы целее была.

Отец молча выдергивает лопату из земли и перехватывает ее поудобнее.

МАТЬ. Мама, давай без предисловий. Мы же тренировались. Ты можешь, я знаю. Сразу к делу. Ты пришла сюда сказать - что?
БАБКА. Да я разве чо говорю? Я так, к слову просто.
МАТЬ. Вот без "к слову". Сразу - чего пришла?
БАБКА. Ну, это… Я чо пришла-то… Огурчиков вот собрала молоденьких…
МАТЬ. Вот, молодец! Можешь ведь!
ОТЕЦ. А чо, мать, разве огурцы сажали?
БАБКА. Это я не знаю. Сажали, не сажали… Но вон там, у ограды, их прорва. Смотри какие…

Бабка показывает огурцы. Все огурцы надкусаны. Какие наполовину, какие на один укус.

Председатель разговаривает с Митричем через забор. В руке у Председателя блокнот, куда он делает пометки.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Значит, почти месяц живет, угу… А регистрации, поди, у него так и нет?
МИТРИЧ. Насчет регистрации не знаю, врать не буду. А вот совести у него точно нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Насчет совести у нас в стране свобода, допустим. А вот насчет регистрации…
МИТРИЧ. Нет свободы?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Почему нет? Есть. Есть регистрация, есть свобода. Нет регистрации - триста рублей.
МИТРИЧ. Я?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ты-то причем? Ты-то как раз молодец, что сигнализировал. Тебя даже поощрить хочу. Помнишь, я говорил, что воду тебе на весь сентябрь отключу?

Митрич оглядывается. У него на участке стоит штук двадцать ведер, полных воды.

МИТРИЧ. Помню.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Так вот, не хочу я теперь тебе воду отключать. (Митрич улыбается). Но - отключу. Потому что Кузьмич оказался больший молодец, чем ты. Раньше, понимаешь, сигнализировал. Так что в сентябре за водой - к Кузьмичу. По-моему, это справедливо. Справедливо же?

Молчаливый Митрич - крупный план.

Вечер. На веранде Мать и Бабка строгают салат.

БАБКА. Ты смотри, какие огурцы уродились! Крепкие… (лижет огурец) Тока горькие.
МАТЬ. Мам, а чего они все как будто надкусанные?
БАБКА. Сорт, наверно, такой! Они и растут странно - прям на земле валяются. (вдруг ахает)
МАТЬ. Что такое?
БАБКА. А может, у нас саламандер на огороде завелся!
МАТЬ. Какой еще саламандер?
БАБКА. Ну, знаешь, такие ящурки бывают. Бегают по огороду, и все надкусывают. Огурцы, клубнику…

В окне появляется голова Отца.

ОТЕЦ. Знаю я такую ящурку. (смотрит на бабку) Только мы ей, вроде, вставную челюсть до ужина вынимаем?

Председатель разговаривает через ограду с Кузьмичем.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. И я бы не отключал тебе воду, потому что вообще говоря, ты, конечно, молодец. Но Митрич, понимаешь, раньше сигнализировал. Поэтому в сентябре за водой - к Митричу. Это не потому что я злой. А потому что какой?
КУЗЬМИЧ. Сука ты.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Справедливый! Ты что-то сказал?
КУЗЬМИЧ. Нет. (угрюмо уходит в глубь участка)

Отец копает, мимо идет Николай. На первый взгляд он не пьян. Он не шатается, не идет кренделями. Напротив, двигается целеустремленно, по прямой, смотрит в одну точку перед собой.

ОТЕЦ. О, Колян! Слышь, разговор есть!..
НИКОЛАЙ (не удостоив взглядом) Некогда.

Веранда. Мать и Бабка. Мать разглядывает надкусанный огурец.

МАТЬ. Зубы, вроде, молодые.

Входит Николай, сразу садится за стол, смотрит перед собой.

БАБКА. О, явился!
МАТЬ. Коля, может, поклюешь чего-нибудь?
НИКОЛАЙ. Поклюю. (Без всякой паузы падает лицом вперед, ударяясь лицом об стол)

Входит Председатель.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Нехорошо получается, хозяевА.
МАТЬ. Здравствуйте, Иван Денисович.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Нехорошо, говорю, получается. Соседи сигнализируют.
БАБКА. Чего они делают?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Для старой диссидентки поясняю - стучат. Живет, мол, у Звездуновых гражданин, а регистрации нет.
МАТЬ. Так это же дача.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Так и что теперь - триста рублей не платить, раз дача? Где справедливость-то?
БАБКА. За чо платить-то?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ну, здрассьте! Тоже мне проблема. Не найдем, за чо платить. Да хотя бы за воду!
БАБКА. За воду мы взятку давали!
МАТЬ. Мама! (Председателю) Членские взносы за воду мы уже уплатили. По триста рублей на человека…
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Правильно. (поднимает голову Николая со стола) А он что - не человек?
МАТЬ. Почему не человек? Человек. (Председатель отпускает голову Никалая, та вновь со стуком падает на стол) Но ведь Андрюша у нас уехал. Вот Николай как бы вместо него.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. За дурака меня держите? Сравнили тоже! То Андрюшенька, ребенок, почти младенец, а то - этот! (опять поднимает голову Николая) Интеллигентный взрослый мужчина (отпускает голову Николая). Андрей ваш и не мылся почти.
БАБКА. Чего это - почти? Он вообще не мылся!
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вот. А этот (поднимает голову Николая) плещется, как пИнгвин, по пять минут! Каждую неделю! И по утрам воду ведрами пьет! (отпускает голову Николая) Значит, чего требует справедливость?
БАБКА. Чего еще ей надо?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Или триста рублей она требует, или она вам на весь сентябрь воду отключит.

Утро. Тот же стол. За столом Мать и Отец пьют чай, сурово смотрят на спящего Николая. Вдруг Николай резко поднимает от стола абсолютно трезвое лицо, сидит с прямой спиной. Спокойным, ровным тоном сообщает:

НИКОЛАЙ. Лицо болит.
МАТЬ. Николай, нам надо серьезно поговорить.
НИКОЛАЙ. Мне некогда, я должен идти. (встает, быстро уходит)

Огород. Водопроводный кран. На вентиле висит цепь и амбарный замок. Николай тщетно пытается открыть кран, потом пытается высосать из крана хоть каплю воды. За его спиной появляются Отец и Мать.

МАТЬ. Николай, нам надо серьезно…
НИКОЛАЙ. Секунду! Ключ есть?
МАТЬ. Серьезно поговорить.
НИКОЛАЙ. Да подожди ты! Видишь, какая-то сволочь кран закрыла?
ОТЕЦ (сдержанно-торжественно). Это сделал я!
НИКОЛАЙ (выпрямляясь во весь рост). Тогда нам надо серьезно поговорить. Я щас!

Николай выходит из кадра. Тут же возвращается обратно. Допивает последние капли из жестяного рукомойника. Потом одной рукой он утирается после выпитой воды, другой за носик берет пустой рукомойник и, подойдя к Отцу, сразу же с размаха бьет его рукомойником. Отец падает.

НИКОЛАЙ (стоя над Отцом). И на фига такое делать? А еще брат!..

На веранде. Мать заклеивает Отцу лоб. Николай сидит напротив, хрустит огурцом.

НИКОЛАЙ. Ну, говорите, чо хотели. А то мне некогда. Мне еще в два места зайти надо.
МАТЬ. Николай, мы долго молчали…
НИКОЛАЙ. Очень мудро было с вашей стороны.
ОТЕЦ. Я ему сейчас заеду!
МАТЬ. Не надо, Сережа! Все можно решить словами.
НИКОЛАЙ. Слушай жену, Серега, рукомойничек-то вот он.
МАТЬ. Мы понимаем, что вы как бы гость…
НИКОЛАЙ. Почему - как бы?
ОТЕЦ. Потому что мы тебя не звали!
НИКОЛАЙ. Ну, допустим.
МАТЬ. И Бог с вами, что вы у нас живете и ни черта не делаете. Но теперь за вас требуют триста рублей.
НИКОЛАЙ. Кто требует?
МАТЬ. Справедливость. Ну, или точнее, председатель правления.
НИКОЛАЙ (поигрывая рукомойником). Ну и где, если не секрет, живет ваша дачная справедливость?

Огород. Бабка ходит согнувшись с тазиком, смотрит на землю.

БАБКА. Чо-то нынче ни одного огуречика. То ли саламандер совсем оголодал, то ли сезон кончился…

Митрич копается на огороде. Сзади подходит Николай, некоторое время смотрит за Митричем.

НИКОЛАЙ. Бог помочь!
МИТРИЧ. А! (приседает, потом оборачивается) Это не я! Это Кузьмич сдал! Гадом буду!
НИКОЛАЙ. Не будешь. Ты уже гад. Но я добрый.
МИТРИЧ (с сомнением). Да?
НИКОЛАЙ. Да. Председатель скока хотел с тебя за воду в сентябре содрать?
МИТРИЧ. Триста, как со всех. Тока мне триста жалко.
НИКОЛАЙ. Я за сто пятьдесят для тебя договорился. Только деньги сразу.

СКЛЕЙКА.
В саду у Кузьмича. Кузьмич отсчитывает Николаю деньги.

КУЗЬМИЧ. Сто… Сто пятьдесят. А это точно?
НИКОЛАЙ. К гадалке не ходи!
КУЗЬМИЧ. Ну, спасибо! Ты, извини, кстати, что настучал на тебя. Это все Митрич, гад.
НИКОЛАЙ. Мне твое "Извини" на хлеб не намажешь!
КУЗЬМИЧ. Ну… (оглядывается, нагибается за помидором) Вот, помидорка…
НИКОЛАЙ (протерев помидор рукавом, откусывает). Мм! Сорт "Алма-атинская красавица"?
КУЗЬМИЧ. Не. "Сибирский мозолистый".
НИКОЛАЙ. Тьфу! (выбрасывает помидор за спину) Не люблю без соли.

Поясной план Николая. Николай курит цигарку и, щурясь от дыма, говорит в пространство.

НИКОЛАЙ. Ты пойми, мне денег не жаль… Мне за державу обидно. Я коррупцию не люблю. (нагибается, спрашивает куда-то вниз) Курить будешь?

Камера отъезжает. Видно, что Николай сидит на табурете, наступив ногой на горло Председателя.

Мать и Отец в комнате.
МАТЬ. Прямо сердце не на месте. Как-то мы слишком резко с Колей поговорили…
ОТЕЦ. Чо, думаешь, обиделся, домой умотал?
МАТЬ. Да нет. Думаю, как бы дачу не поджег.

Входит Николай.

НИКОЛАЙ (Отцу). Ну чо, Серега, хоть ты меня и обидел…
ОТЕЦ. Чего?! Может, мне память отшибло. Кто кого обидел?!
НИКОЛАЙ. Однако ты брат мне. Поэтому вот тебе пятьдесят рублей, и чеши-ка ты за водкой!
ОТЕЦ (быстро выхватывает деньги). Так, еще двести пятьдесят, и мы с водой!
НИКОЛАЙ. Насчет воды я с Председателем потолковал. Конец коррупции в нашем дачном поселке! Вода будет. Причем у всех.
МАТЬ. И Председателю платить больше не надо?
НИКОЛАЙ. Не-а.
ОТЕЦ. Бесплатная вода круглый год?
НИКОЛАЙ. Ну, брат, ты загнул. Бесплатная вода только в унитазе. Платить, конечно, надо. Но, во-первых, платить надо мне, а, во-вторых, только сто пятьдесят.
ОТЕЦ. Ну, ты и жук!
НИКОЛАЙ. Дурак ты, Серега! Выгоды своей не видишь.
ОТЕЦ. Не вижу.
НИКОЛАЙ. Ты пойми. До революции как было? Ты триста председателю отдал, и гуд бай. А теперь? Мне сто пятьдесят, и мы их вместе что?
ОТЕЦ (вставая). Вот теперь вижу. Я мигом. (уходит)
НИКОЛАЙ (Матери). Такой уж я человек, Тань. Все в семью.

Финал. Огород, водопроводный кран. Хлещет вода, все ее набирают в ведра. Кто-то обливается из шланга. Короче - водная феерия. К крану протискивается Бабка с эмалированным тазом. В тазу лежат надкусанные помидоры.

БАБКА. А ну, молодежь, пусти помидорки помыть!
НИКОЛАЙ. О! Клара Захаровна, а чегой-то у тебя все помидоры покусаные?
БАБКА. Долго объяснять. Одно скажу: саламандер!!

© Максим Туханин, Дмитрий Зверьков.