МУЛЯЖ

ПУЛЯ (за кадром). Служба в Армии сложна только для тех, кто с детства привык к строгому распорядку дня, дисциплине, однообразной и бессмысленной работе (на экране хроника - пионеры, гитлерюгенд и т.п. Дети красят траву в лагере, поливают клумбы во время дождя и маршируют). Всем остальным в армии наоборот - гораздо легче умереть, чем прослужить хоть один день (вначале на экране мечтательное лицо Пули, который жует травинку, затем камера переворачивается на 180 градусов и становится ясно, что Пуля висит вниз головой на турнике - рядом старший сержант ЛАВРОВ что-то беззвучно и очень назидательно говорит; у Лаврова в углу рта выразительная папироска). Поэтому все разгильдяи, двоечники, хулиганы и прочие нормальные люди в армии пытаются использовать любую возможность, чтобы хоть секунду не служить (военная машина, из-под которой торчат ноги в сапогах. ПРАПОРЩИК тянет за ноги и вытаскивает муляж - две палки в штанах и сапогах).

Где-то на задворках сидят Бомба и Пыса. Бомба с аппетитом пожирает содержимое пищевого контейнера (бывают такие: несколько никелированных судков в одной стяжке-ручке). Пыса с не меньшим аппетитом наблюдает за трапезой сослуживца.

ПЫСА. Это хорошо, что меня к вам, в стратегические войска перевели.
БОМБА. (с набитым ртом) Угу…
ПЫСА. Вкусно?
БОМБА. (не останавливаясь, и прикрывая рукой миску) Угу…
ПЫСА. У нас так вкусно только офицеров кормили.
БОМБА. (проглотив последний кусок, и утерев рукавом физиономию) У нас тоже.
ПЫСА. Так ты … Офицерский паёк получаешь?
БОМБА. Иногда.
ПЫСА. А за что?
БОМБА. А я шпиона поймал. К ракетам, гад, лез. Кнопку искал.
ПЫСА. Да иди ты!
БОМБА. (сыто и лениво) Не веришь? Зря…

Подходит Прапор. В руках у него две палки в сапогах и штанах. Пыса пружинисто вскакивает и бойко отдает честь.

ПРАПОР. (Бомбе) Пистемеев! Ты чего тут казенные ягодицы на холодной земле портишь? Тебя майор Шевченко за обедом посылал? Где он?
БОМБА. Товарищ прапорщик, у нас ЧП!
ПРАПОР. (Замечая опорожненную посуду). Что значит - ЧП? Чрезвычайная Прожорливость? (поднимает пустой котелок) Ты знаешь, Пистемеев, какую астролябию в стратегических войсках устраивают тем, кто майорский харч не по назначению харча использует?!
ГОЛОС ПУЛИ. Значения слова "Астролябия" прапорщик не знал. Однако само слово любил и использовал в тех случаях, когда полагал непедагогичным употреблять слово "Кердык".
ПРАПОР. Встать! (Бомба встает) Ну, что молчишь, как Казанова у венеролога? Распрягайся, служивый.
БОМБА. Что?
ПРАПОР. Ремень, говорю, снимай. Пойдешь под арест на гауптическую вахту, как злостный расхититель стратегического питания Родины.
ГОЛОС ПУЛИ. Ситуация была критической. Над Бомбой нависла вполне реальная перспектива провести ближайшие десять дней в изоляции от нерушимого армейского братства и трехразового питания. Но Бомба на то и Бомба, чтобы в критический момент взорваться радугой солдатской смекалки. И он нашел изящный выход из этой патовой ситуации.
БОМБА. Это Пыса съел.
ПЫСА. Тты…Ты чего?
БОМБА (Пысе, тихо). Молчи, дурак. Сейчас нельзя его злить (Прапору) Тут ведь как все получилось, товарищ прапорщик. Пыса новенький, он думал, что у нас всех так кормят. А может, просто кушать хотел…
ПРАПОР. Та-а-ак… Хорошо начинаем службу, товарищ солдат.
ПЫСА. Да я это…
БОМБА. Я думаю, товарищ прапорщик, на первый раз не надо его строго наказывать. Пусть он мне свой ужин отдаст, да и все.
ПРАПОР. Три наряда вне очереди!
ПЫСА. Да я…
ПРАПОР. Четыре наряда!
ПЫСА. Да это не я!..
БОМБА. Не надо, Пыса, товарища прапорщика перебивать. Он и так тебе поблажку сделал. Видишь у него чьи-то ноги под мышкой - наверное, кто-то честь не отдал.
ПРАПОР (вспоминает про ноги). Да! Где рядовой Бобков? Пуля эта ваша, дура…

Бомба угодливо смеется, пихает локтем Пысу, и тот тоже пытается изобразить смех.

БОМБА. Не могу знать! Вернее, могу, но не знаю. Пуля, он ведь как птица, нагадил и улетел.
ПРАПОР. Увидите его, передайте, пусть ко мне срочно зайдет. Я его убью. А вы оба - в красный уголок. Там лекция будет интересная.
БОМБА. Про шпионов?
ПРАПОР. И про бдительность тоже.

ГОЛОС ПУЛИ. Лекции в красном уголке можно было бы считать некоторым развлечением в серой армейской жизни, если бы их вел не майор Шевченко (майор Шевченко вечером в кальсонах сидит за столом и высунув от усердия язык, пишет какую-то лекцию, время от времени ухмыляясь собственной находчивости). Его беда заключалась в том, что он мнил себя человеком остроумным (майор Шевченко дает пинка бойцу, стоящему у доски и что-то беззвучно произносит, после чего заливается хохотом, при непонимающем молчании остальных присутствующих). Если в течение пяти минут аудитория ни разу не смеялась, майор приходил в состояние, которое человек без воображения назвал бы яростью (майор Шевченко с черной повязкой на голове и голым торсом, стреляет из пулемета, удерживая его одной рукой, и дико кричит, повторяя известную сцену из "Рэмбо"). Однако пропускать лекции считалось дурным тоном и наказывалось тремя сутками "губы" (майор Шевченко в немецкой форме и со шмайсером ходит по решетчатому потолку и глядит вниз, на Пулю, Бомбу и остальных солдат, облаченных в полосатые робы).

Санчасть. Наркоман беседует с Фельдшером. Тут же сидит плюшевый чебурашка Наркомана.

НАРКОМАН. И еще, когда я делаю плечом вот так (выворачивает плечо), у меня вот здесь вот отдается (показывает на ухо). И что-то щелкает, как затвор.
ФЕЛЬДШЕР (быстро пишет). Как что щелкает? Как орехи?
НАРКОМАН. Нет, как затвор.
ФЕЛЬДШЕР. Угу… Любопытно. (продолжает писать).
НАРКОМАН. Мне бы таблеток успокаивающих, а то я волнуюсь, когда затвор возле уха щелкает.
ФЕЛЬДШЕР. Ну что ж. Давай раздевайся. Посмотрим.

Наркоман начинает снимать свое новенькое х/б.

НАРКОМАН. Меня вообще-то комиссовать надо. У меня раздвоение личности.
ФЕЛЬДШЕР. Это хорошо. Солдат один, а работает за двоих.
НАРКОМАН. А еще я с Чебурашкой разговариваю, как будто он живой.
ФЕЛЬДШЕР. Сапоги тоже снимай.
НАРКОМАН. А у меня ноги не болят.
ФЕЛЬДШЕР. Это тебе кажется, что не болят. Может, ты их уже просто не чувствуешь.
НАРКОМАН (сняв сапоги). А штаны снимать?
ФЕЛЬДШЕР (оторвавшись от бумаги). Повернись-ка… (Наркоман поворачивается, Фельдшер перегибается через стол и щупает штаны) Не, штаны оставь. Где ты их так уделать успел?
НАРКОМАН. Я в них на скамейку садился.
ФЕЛЬДШЕР. Ну и кто в армии садится на скамейки? Они для этого тебе, что ли, здесь?
НАРКОМАН. А для чего?
ФЕЛЬДШЕР. О, деревня! На них же люди ноги ставят и сапоги чистят. А ты взял и чистыми штанами туда…
НАРКОМАН. Все. Я разделся.
ФЕЛЬДШЕР. Ага, сейчас… (дописывает и ставит точку).

Крупно. Листок, лежащий перед фельдшером. Видно окончание письма. "Служба катит гладко. Целую всех! Ваш сын. P.S. Только что за отличную службу мне выдали новую форму"

ФЕЛЬДШЕР (поднимая голову). Ну?
НАРКОМАН. Ну, я разделся... Можно меня слушать.
ФЕЛЬДШЕР. Я тебя уже наслушался. Одевайся давай…

Фельдшер достает из ящика стола старое выцветшее на солнце х/б и швыряет его Наркоману. Из-под стола же появляются стоптанные сапоги и тоже летят к Наркоману.

ГОЛОС ПУЛИ. Затем фельдшер объяснил Галопередонщику, что солдат в новом х/б - это клоун и радость вражеского снайпера, что х/б должно быть старым, как удобно стоптанные сапоги.

ФЕЛЬДШЕР (заканчивает объяснения). Тогда и болеть ничего не будет. Просторно потому что, не жмет ничего.

Наркоман стоит в огромном х/б и старых сапогах.

НАРКОМАН. Сапоги жмут. Немного…
ФЕЛЬДШЕР. Немного - это даже хорошо. Кровь от ног отливает и приливает к голове.
НАРКОМАН. Чтобы думать лучше?
ФЕЛЬДШЕР. Думают за тебя командиры. А это, чтобы кровь из носа пошла. Кровь из носа пошла, от работы освободили. Видишь, как просто. А ты - чебурашка…

Заходит Прапор с муляжом ног под мышкой. Скептически осматривает Наркомана.

ФЕЛЬДШЕР (отыгрывая на муляж ног). Ох ты… Товарищ прапорщик, боюсь, медицина здесь бессильна. Даже военная.
ПРАПОР. Отставить юмор! Это преступный муляж, созданный с целью обмануть командование.
НАРКОМАН. Да уж видно, что не человек.
ПРАПОР. Это ты не человек в таком мешке! На человеке форма должна сидеть, как вор за решеткой - надежно и красиво.
ФЕЛЬДШЕР. А у него раздвоение личности. Одной его личности эта форма как раз, а другой великовата.
ПРАПОР. Ты мне эту урологию брось! Я сам умею фрейдизм от зеленки отличить. (Наркоману) Кто у тебя форму отобрал, сынок?
ФЕЛЬДШЕР. Никто у него ничего не отбирал…
ПРАПОР. Я не с тобой разговариваю! (Наркоману) Скажи, не бойся.
НАРКОМАН. Чего мне бояться? Армия - моя семья. А в семье всегда так, младшие за старшими донашивают.
ПРАПОР. Нельзя все понимать буквально. Представь, если бы я за майором Шевченко его китель донашивать стал? Что бы тогда про меня сказали?
ФЕЛЬДШЕР. Что у вас с майором Шевченко неуставные взаимоотношения.
ПРАПОР. Верно!
НАРКОМАН. Или что вы вместе ночевали…

Прапорщик остолбенело глядит на Наркомана.

ГОЛОС ПУЛИ. В армии всегда лучше жевать, чем говорить. Это отлично знал Бомба, а вот Галопередонщику объяснить не успели. Но, как известно, незнание закона не освобождает, потому что это не ключи.

ПРАПОР (взрываясь после ступора). Восемь нарядов вне очереди! И не таких вот страшных нарядов, как на тебе, а ужасных! По уборке отхожего места! А сейчас марш в Красный угол на лекцию! (Фельдшеру) Дай-ка мне чего-нибудь успокоительного.

Фельдшер протягивает Прапору пузырек с таблетками. Наркоман завистливо смотрит, как Прапор опрокидывает себе в рот половину пузырька.

ПРАПОР (зычно икнув). И кстати, рядового Бобкова никто не видел? (прислушиваясь к своим ощущениям после таблеток) А то это…Мне его убить надо.

Возле входа в казарму ГЕНЕРАЛ беседует с майором ШЕВЧЕНКО. У Шевченко в руках папки с конспектами лекции.

ШЕВЧЕНКО (продолжая). Так точно, товарищ генерал! Тупой, как обезьяна!
ГЕНЕРАЛ. Как макака, я сказал!
ШЕВЧЕНКО. Виноват! Я тупой, как макака!
ГЕНЕРАЛ. А еще подполковника хотел тебе дать. Да вижу, тебе и майора много! Старшие офицеры должны понимать намеки командования даже в аллегорическом виде! Я тебе что про ресторан сказал? Закажи и сожри все сам?
ШЕВЧЕНКО. Нет, но я подумал…
ГЕНЕРАЛ. Подумал он! Это ж надо, взять и сожрать обед для восьми персон! А если бы я министра Обороны туда пригласил? Ладно еще, девушки необидчивые попались, а уж министр-то меня бы в порошок стер! Да им бы потом свой китель постирал!
ШЕВЧЕНКО. Виноват, товарищ генерал, не повторится…
ГЕНЕРАЛ. Я тебе дам - не повторится! Чтоб сегодня же вечером повторилось! Только на этот раз ни-ни у меня, а то я не посмотрю, что ты возле мишеней стоишь, когда я стреляю…
ШЕВЧЕНКО. Так точно, товарищ генерал, не посмотрите!
ГЕНЕРАЛ (немного успокоившись). Кстати, ты чего своей-то сказал, ну, что дома два дня не было?
ШЕВЧЕНКО. Как обычно - ученья.
ГЕНЕРАЛ. Верно. Ученья - свет, а не прихоть, как говорил Суворов. Ты куда сейчас?
ШЕВЧЕНКО. Лекцию провожу для личного состава. (показывает бумаги) Вот, тема "Почему ракеты не летают как птицы".

Пуля подходит к машине, возле которой оставлял муляж ног. На Пуле, соответственно, нет галифе и сапог, зато есть плавки и тапочки. Пуля в растерянности озирается и заглядывает под машину.

ГОЛОС ПУЛИ. Интересная штука - психология. Иногда человек остается спокойным, даже когда у него пропал миллиард долларов, потому что в запасе имеется еще один миллиард, и нервничает, когда пропали простые штаны, потому что других ему взять неоткуда.

Входит прапорщик со знакомым уже муляжом. Прапорщика слегка пошатывает - сказывается действие таблеток.

ПРАПОР. Потерял чего, боец?
ПУЛЯ. Никак нет, товарищ прапорщик! В армии ничего не теряешь, а только приобретаешь.
ПРАПОР. Ну это… ты нам, прапорщикам… можешь не рассказывать… Мда… А ведь я тебя, ищу, Бобков!
ПУЛЯ. Так мне что, спрятаться?
ПРАПОР. Шутить на гражданке будешь, в гробу! Я ведь тебя чего ищу…
ПУЛЯ. Штаны, наверное, мои нашлись? Вот спасибо… (тянется за штанами)
ПРАПОР. Куда! (вырывает штаны) А ищу я тебя, Бобков, чтобы убить. Ты думаешь, ты тут самый хитрый?
ПУЛЯ. Я думаю, самый хитрый - это вы, товарищ прапорщик!
ПРАПОР. Молчать… (икает)… это… Ты ведь не просто сделал вид, что у тебя ноги торчат, ты ведь командирский уазик без ремонта оставил! Командир, скажем, поедет по делам в сауну, а уазик его в бою подведет. Ты зачем из-под машины ушел?
ПУЛЯ. У меня живот болит. Я и штаны поэтому оставил, чтоб двадцать раз не снимать.
ПРАПОР. А ремонт как же?
ПУЛЯ. Да никак. Я машины чинить не умею.
ПРАПОР. Ты же, ёшкин кот, сам вызвался?
ПУЛЯ. Помочь хотел. Думал, там все просто - проводок какой отошел, к примеру, или гайка открутилась. А там снизу не видно ничего. Грязью все залеплено.
ПРАПОР. Короче, я тебя вот как убью. Положу штаны на место под машину, и генерала позову. Это хуже, чем из автомата в тебя выстрелить. Боишься? (пошатываясь и засыпая, укладывает муляж под машину)
ПУЛЯ. Ну, в общем, страшно.

Продолжается разговор Генерала и майора Шевченко. Он идет на повышенных тонах.

ГЕНЕРАЛ. Ну и почему ракеты летают лучше птиц?!
ШЕВЧЕНКО. Потому что они умные.
ГЕНЕРАЛ. Кто это у тебя умные? Попугаи умные? Страусы у тебя умные?
ШЕВЧЕНКО. Да нет, товарищ генерал! Ракеты умные! Птицы только осенью на юг летают, а ракеты - круглый год хоть в какую сторону.
ГЕНЕРАЛ. Не хоть в какую, а в сторону вероятного противника! Или там, где никого нет, чтобы никого не поранить. На Тибет, например.
ШЕВЧЕНКО. Там монастырей полно.
ГЕНЕРАЛ (окончательно взрываясь). Ну и хрен с ними, с монастырями! Пусть хоть ни одного не останется! А вот то, что ты, капитан, старших по званию не уважаешь, это мы с тобой отдельно побеседуем, лейтенант!

Генерал резко разворачивается и гневным шагом уходит.

ШЕВЧЕНКО (смотрит себе на погоны, бурчит). Не ты мне майора давал, не тебе и отбирать. Это меня Родина выделила, потому что я птиц с ракетами не путаю и мирные монастыри не уничтожаю почем зря…

Генерал подходит к машине, садится в нее и, хлопнув дверью, резко трогается с места. В последний момент в зеркало заднего вида замечает муляж ног и резко тормозит.

ГЕНЕРАЛ. От черт!

Генерал выпрыгивает из уазика и видит Пулю без штанов. Прапор сидит в трансе на земле и мотает головой, как после контузии, но Генерал его вначале не замечает.

ГЕНЕРАЛ (подбегая к Пуле). Цел, боец?
ПУЛЯ. Так точно, товарищ генерал! Только живот немного болит.
ГЕНЕРАЛ. Понятное дело. Уазик - машина тяжелая. Вишь, как я протекторами с тебя штаны содрал. Ну, ничего. Сейчас в медсанчасть сходишь, тебе фельдшер успокоительных таблеток даст. А за геройство за твое…
ПУЛЯ. Отпуск?
ГЕНЕРАЛ (на секунду задумавшись) Не, отпуск - это если б я тебе уазиком по голове проехал. А так - две недели на офицерском пайке будешь отъедаться. (замечает прапорщика и наклоняется к нему) А прапорщик сам ко мне под колеса бросился, понял?
ПУЛЯ. Так точно. Никто его не толкал. Выпил, наверно, лишнего…
ГЕНЕРАЛ. Как протрезвеет - на губу его! Подсоби-ка… (начинает поднимать прапорщика)

Лекция майора Шевченко в Красном уголке. В углу комнаты сидит спящий Прапор - у него уже нет ремня и связаны руки. Шевченко стоит в стороне, а генерал докладывает обстановку.

ГЕНЕРАЛ. И в то время, как некоторые офицеры (показывает на Прапора) мешают умным ракетам попадать в места скопления вероятного противника, простые солдаты, вроде рядового Бобкова… (Пуля вяло начинает приподниматься со стула) Сиди, боец, заслужил! Так вот, простые солдаты, не жалея, как говорится, живота своего и штанов, чинят технику, которая завтра, быть может, пригодится в бою! (через плечо) Кстати, товарищ майор, она должна пригодиться уже сегодня вечером!

Лекция продолжается. Пуля сидит в Красном Уголке - перед ним офицерские никелированные судки и пузырьки с лекарством. Он открывает судок, посыпает таблетками котлету, и с аппетитом начинает есть. На него с завистью смотрят Бомба, Пыса и Наркоман.

ГОЛОС ПУЛИ. В армии никогда не знаешь, какая стратегия приведет тебя к цели. Подобно тому, как мудрая ракета, пущенная в сторону вероятного противника, делает его невероятным, так и логика вооруженных сил требует от нас невероятных усилий, чтобы ее понять.

КОНЕЦ

© Иван Филиппов, Дмитрий Зверьков, Максим Туханин.